Сердце воина

автор Лымарь Янина

— Ты точно уверен, что это необходимо? — Тристан с жалостью смотрел на свой практически выстраданный комплект доспехов, изредка поднимая взгляд на темноволосого мага.

— Абсолютно. — Симеон поддёрнул рукава. — Вполне возможно, что это заклятье там будет твоей единственной ниточкой к реальности. Напоминанием о том, кто ты и зачем пришёл туда. Когда одоспешишься, вся система замкнётся на тебе. Можно сказать, станешь с железом одним целым.

Тристан, ощущавший родство с доспехами и без волшебства, хотя бы на основании того, что сам принимал участие в их создании, с болью наблюдал, как они меняются под пассами мага. Вначале проступили гравюры с изображением его подвигов, затем появилась тонкая золотая вязь, которая, оплетя картинки, сошлась на груди напротив сердца, соединяясь в стилизованное изображение розы.

— Смотрится, кстати, неплохо. — Симеон был явно собою доволен. — Не понимаю, почему ты страдаешь, — будешь просто отлично выглядеть!

— Не хочу даже думать, как буду выглядеть,— проворчал рыцарь. — В этом, простите Боги, непотребстве я буду похож на балаганного шута, у которого не хватило денег на украшения и который решил прибегнуть к магии. Это и ежу понятно!

— Ну, во-первых, ежу — точно нет, я же магистр как-никак, а во-вторых, — маг явно обиделся, — лучше выглядеть напыщенным болваном, чем быть таковым же, причём мёртвым.

Вероятно, Тристану следовало извиниться, но в тот момент, да и во все последующие, он так ничего и не сказал. А потом было уже поздно — сборы стремительно завершились, время подошло к концу, и он, вместе с оруженосцем, оказался на дороге, уходящей под тусклый купол проклятья, отсекающий Лест от остального мира.

Задача казалась весьма подходящей для странствующего рыцаря — зайти в охваченный тёмной магией город, принять участие в турнире и, дойдя до самого конца, сломать в финальном поединке выданный Симеоном амулет-накопитель.

В силах своих Тристан не сомневался — недаром он слыл одним из лучших рыцарей Десяти королевств. Да и обстоятельства располагали: за месяц, прошедший с тех пор, как вступило в силу тёмное колдовство, заставляющее жителей города снова и снова проживать один и тот же день, все участники турнира должны были порядком измотаться.

Все, кроме одного. Последнего.

***

Перемена была столь же внезапной, сколь и разительной. Пройдя сквозь подёрнутый маревом воздух, Тристан увяз в обесцветившемся мире, словно муха, попавшая в мыльный кисель.

Ударившая по ушам тишина лишь усилила это ощущение. Ехавший рядом оруженосец вздрогнул и ошалело завертел головой, явственно напоминая внезапно вытащенного из конуры щенка.

Над ними всё так же светило солнце, но было оно пыльным, словно едва пробивалось через унылую взвесь облаков. Получившийся свет был ровным и каким-то мертвенным. Высокий русоволосый Тристан на движущейся неспешной рысью гнедой кобыле сам себе казался яркой мишенью.

За маревом остались друзья, соратники, новые знакомые, да и… весь остальной мир, ожидавший его победы. А впереди, усыпанный развевающимися знамёнами, высился город. Ворота его были гостеприимно распахнуты, мост опущен, а блистающая чистотой мостовая так и манила ступить на неё.

***

Проезжая под воротами, Тристан подавил желание пригнуться. До сегодняшнего дня ему казалось, что он повидал в жизни если не всё, то многое, и что ужас, который пережил сумевший выбраться из города разведчик, был преувеличен Симеоном, стремившимся во что бы то ни стало разукрасить магическими вензелями его доспехи.

Но сейчас, разглядывая город изнутри, он начал осознавать весь кошмар положения.

Проклятье застало людей в разгар праздника. Вот уже месяц, как жители снова и снова начинали уборку в вытертых до блеска домах, подметали улицы, снимали, а затем развешивали флаги. И никто из живущих здесь не замечал того, что тяжёлые полотнища потеряли свой цвет, превратившись в старые, вылинявшие тряпки, неспособные рассказать путникам о том, какому государству принадлежат; что одежда на телах ветшает, становясь лохмотьями, обувь стаптывается, а еда в ларях и погребах заканчивается.

Они были уже мертвы. Просто пока не знали об этом. Красивый свадебный обычай превратился в похоронный обряд.

— Стефан, в сторону! — Тристан придержал лошадь, пытаясь не раздавить бросившуюся под копыта оборванку.

— Не угодно ли господину цветов? — вопросила та, протягивая ему корзину, в которой сиротливо валялся засохший букет. Глаза её на иссушенном лице были неожиданно молодыми и яркими, соперничающими цветом с небом — там, за чертой, но смотрели они сквозь Тристана, явно видя на его месте кого-то другого.

Мужчина покачал головой и осторожно отвёл от себя корзину:

— Не сейчас, милая, спасибо.

Он тронул лошадь коленями, заставляя животное возобновить движение. А оглянувшись, увидел, как женщина протягивает свою корзину пустому месту.

Остальные горожане вели себя точно так же. Не осознавая чужого присутствия, иссохшими, отощавшими тенями они сновали по улицам, неся пустые мешки и корзины, катили отсутствующие бочки, пили несуществующую воду. Продавцы стояли за опустевшими прилавками и расхваливали закончившийся товар. Покупатели толпились возле них, наперебой выкрикивая заказы, а потом уходили, довольные, с пустыми руками.

— Гхм, господин… а каким именно образом вы сможете принять участие в турнире, если вас не было в списках? — Стефан озвучил пришедший Тристану в голову вопрос.

— Я… — Тристан запнулся на полуслове и только молча кивнул на ужасающий в своей лаконичности ответ: жуткий, раздувшийся уже труп лежал на обочине дороги. А горожане шли мимо. Некоторые переступали через него, некоторые — огибали, но никто не замечал по-настоящему.

Изобретать способ не было необходимости. О свободных местах в турнирной таблице позаботилась сама жизнь.

«Всё закончится ещё до зимы, — понял Тристан. — Не будет общего голода, плевать на несобранный урожай… У тех, кто победнее, уже подошла к концу еда, и скоро они умрут от голода. Мёртвых не будут хоронить — их переступят или обойдут. Как этого мужчину. И тогда — очень скоро на самом деле — придёт Чёрная Госпожа. Чума окажет этим людям последнюю милость — и вырвет их из хватки проклятия».

Он упрямо тряхнул головой — нет, не так всё будет. Именно затем он здесь. Дойти до конца турнира, выйти на последний бой с Белым рыцарем и, подобравшись к нему как можно ближе, сломать амулет — вот и всё приключение. Дальше, как только произойдёт выброс энергии, сюда наконец смогут попасть маги, неспособные сейчас пробиться сквозь заслон.

Он поднял руку, стискивая в пальцах висящую на шее остроконечную звезду. Подумать только — какая-то побрякушка, а от неё зависит судьба целого города. И его собственная.

Со звезды взгляд перетёк на латную рукавицу и наруч. Золотая вязь непривычно резанула по глазам, заставляя пристальнее всмотреться в своё не своё творение. Эту рукавицу Тристан усовершенствовал сам, заботясь больше о подвижности и надёжности, чем о красоте, но получилась идеальная в своей лаконичности и удобстве вещь. И узоры шли ей… ну да, как корове — седло.

Предлагая украсить доспехи Тристана и его оруженосца гравюрами и вензелями, Симеон был убедителен: проклятие, подчинив тела и души всех, кто был в городе, гасило и разумы приезжих. Как скоро и почему — никто не знал. А единственный разведчик, которому удалось вернуться из города, помнил лишь то, что было написано на зажатом в руке листе. Текст, не давший воину затеряться в чужом кошмаре, намертво въелся в его голову, полностью вытеснив остальные воспоминания.

Именно поэтому на доспехах Тристана красовался он сам в разные моменты жизни — по задумке мага гравюры должны были помочь рыцарю сохранить личность. Стефан, не разделявший любовь Тристана к простоте, с восторгом взирал на получившееся безобразие. Но Тристану от этого лучше не было.

— Ничего, вернёмся домой — и исправим, как было, — пробормотал рыцарь.

Ремесленные кварталы внешнего города быстро закончились, сменяясь торговыми. Здесь на первый взгляд дела обстояли чуть лучше: дома были более ухоженными, взгляды купцов и лавочников — более осмысленными.

Валяющихся на дороге трупов больше не было: вероятно, тот, первый, пока ещё являлся исключением. Но общая ситуация ужасала: сюда, в сердце города, стекались все, кто так или иначе был намерен принять участие в празднестве. И они… веселились. Исхудавшие, в выцветшей грязной одежде, похожие на сошедших с холста участников Данс Макабр. Контраст между звучащим над площадью весёлым гулом и картинкой, воплощающей в себе все худшие представления людей о бренности мира, холодом отзывался где-то в позвоночнике, заставляя пришельцев зябко ёжиться и обходить наибольшие скопления народа.

Но, пожалуй, самым жутким стало новое откровение — чем ближе они были к цитадели, тем более осмысленными становились реакции прохожих. Кто-то кланялся, кто-то — уходил с дороги, кто-то — провожал взглядом. К счастью, ни доспехи путников, ни амулет Тристана горожан не интересовали.

Спасало то, что всё ещё было утро — и основные гуляния пока не начались. О том, что здесь будет твориться вечером, Тристан предпочитал не задумываться.

Потому что этим вечером всё будет по-другому.

***

Цитадель возвышалась над ними — такая же расфранчённая и одновременно выцветшая, как и остальные здания.

Двор замка был не менее оживлённым, чем городская площадь, но наконец-то давал возможность вздохнуть свободнее: когти голода ещё не коснулись тех, кто находился здесь, богатство явственно проложило черту между сильными и слабыми мира сего,  в который раз давая сильным преимущество.

Спешившись, Тристан перекинул поводья Стефану — доверять лошадей местным конюхам у него не было ни малейшего желания.

— Думаю, в здешних конюшнях найдётся пустое стойло.

Стефан поспешно кивнул и отбыл в указанном направлении, поминутно прикипая взглядом то к одному, то к другому действу. А посмотреть было на что, ведь замок готовился к свадьбе. Всюду сновали разносчики еды, артисты, разнообразная прислуга и просто гости. Разноцветные флажки, стяги и баннеры полоскались на ветру, превращая мрачную громаду, выдержавшую в своё время даже осаду Фальстафа Великолепного, в нечто лёгкое и воздушное. Казалось, ещё немного — и замок уподобится сказочному Драгонвилю и воспарит в небо.

Проводив взглядом Стефана, Тристан направился к ристалищу, на ходу размышляя о превратностях судьбы. Ведь если бы далёкий предок маркиза де Бриеш не был фанатичным любителем турниров и не отгрохал постоянное ристалище в собственном замке — всё могло закончиться намного быстрее: едва ли хоть кто-то удосужился бы вывезти большой запас еды за город, в устроенный ради празднества лагерь.

На ристалище царило привычное оживление. Проклятие настигло город в последний день турнира, день парных состязаний. По традиции зачинщик должен был пройти с самого низа до верха турнирной сетки, чтобы встретиться с ожидающим защитником.

План Тристана был прост до неприличия: дождаться, пока на названное имя никто не отзовётся, и занять место отсутствующего. Возможно, даже не в первом туре. Ему, в отличие от зачинщика, рука и сердце дочери маркиза не светили.

Начался «пересчёт голов» — стоящий на возвышающемся над ристалищем небольшом помосте герольд называл имена рыцарей, а оруженосцы подходили и подтверждали их участие в турнире, что, после прошедших ранее бугуртов, было более чем уместно: Тристан на собственном опыте знал, насколько опасно участие в массовых боях, где далеко не всегда место виртуозному владению оружием, зато наверняка — массе и инерции.

— Лорд Максимильян, виконт Амартейский, — внезапно прозвучало с помоста. Рыцарь вздрогнул и закрутил головой, разглядывая окружающих. Макс был его другом и, будучи подданным соседнего королевства, вполне мог оказаться здесь в качестве почётного гостя, тем более, что получал приглашения на турниры пачками. Являлось ли названное имя данью уважения — или же Макс действительно находился здесь, а ему, Тристану, об этом не сказали?

Вместе с рыцарем озирал площадь и герольд. Никого не дождавшись, он обернулся к сидящему рядом писцу.

— Лорд Максимильян тут? — удивлённо пропыхтел нагруженный перемётными сумами Стефан. — И Антонио тоже? — Юноша в свою очередь завертел головой, выглядывая собрата по несчастью. Но ни оруженосец Макса, ни сам Макс так и не появились. Запретив себе думать о худшем, Тристан сказал:

— Пора готовиться.

Вместе они прошли в предназначенные для рыцарей помещения. Обстановка, мягко говоря, была непривычной: каменные стены вместо шатров, факелы вместо солнца и тишина вместо привычного людского гула, ни дать ни взять монастырь.

Ноги, корпус, руки, плечи… такая родная мантра и издавна привычный порядок, только вот… Пока Стефан проверял все крепления, Тристан пристально всматривался в полированное металлическое зеркало — ещё один элемент роскоши. Доспех был его и не его. Узоры украшали абсолютно все элементы: бригантину, плечи, руки, бёдра, делая его творение почти чужим. И если рисунки на бригантине его не очень беспокоили — в конце концов он вскоре собирался заменить её на более практичную, то всё остальное нервировало.

Оружие и доспехи были неизбывной страстью Тристана: он проводил часы, а то и дни, прикидывая как именно можно улучшить и облегчить броню, каким образом сделать её сочленения более подвижными, а весь доспех — максимально удобным и прочным.

Переведя взгляд на руку, он несколько раз сжал и разжал пальцы, любуясь тем, как пластины встают на свои места, превращая её в цельный кулак. Состоящая из двух частей крага выглядела как обычные песочные часы, но за счёт отдельных элементов была более подвижной. Этой находкой Тристан гордился даже больше, чем усилением защиты пальцев: максимальная манёвренность была его идеей фикс и недостижимым (пока) идеалом, а также поводом для многочисленных подтруниваний Макса, уверенного, что единственное, что должен вкладывать в доспехи рыцарь, — это деньги.

Из-за особенностей наложения заклятья Тристан въехал в Лест в полном доспехе, и сейчас процесс подготовки оказался недолгим — всего-то проверить, не разболтались ли крепления, не растянулись ли где ремни…

Когда был затянут последний ремень, мужчина пару раз подпрыгнул, проверяя, насколько плотно закреплены элементы, а затем несколько раз присел. Всё работало идеально.

***

Слушая звуки ристалища, легко было забыть о происходящем. Воображение рисовало сражающихся на поле пышно разодетых рыцарей, вовсю пытающихся перещеголять друг друга броскостью нарядов, расфуфыренную публику, не менее ярких судей и герольдов. Торжество мирского и плотского над серостью и обыденностью. Вот только за прошедший месяц наряды франтов поизносились, превратившись едва ли не в тряпки, а герольды и судьи приобрели неподражаемый землистый цвет кожи — постоянно клубящаяся под ногами пыль превратила их лица в посмертные маски.

Понаблюдав некоторое время за происходящим на поле, Тристан перевел взгляд на ложу хозяев. Там, за спинами маркиза и его жены, высился Белый рыцарь. Серость не липла к его доспехам, позволяя им сверкать подобно снегу на горных вершинах. Казалось, можно было подойти к нему, не дожидаясь боя. Но ошибочность этого намерения Тристан понял, лишь только сделал первый шаг по направлению к ложе. В отличие от всех окружающих, рассматривавших его лишь как помеху и терявших к нему интерес, как только он уходил с их дороги, Белый рыцарь по-настоящему видел его. Одно необдуманное движение — и будущий соперник повернулся, следя за Тристаном.

Что ж. Никто не обещал, что будет легко.

Объявления следовали за объявлениями. Рыцари выходили на ристалище, сражались, падали или побеждали… а бреши, чтобы зайти, так и не находилось.

С одной стороны, это было хорошим знаком: все, попавшие под проклятие, пока ещё были живы. С другой — шансов оставалось всё меньше. Внезапно тяжёлый запах разложения выбил из Тристана дух. Обернувшись, он увидел картину, намертво отпечатавшуюся в его сознании. Труп на улице был не единственным. Здесь, в самом сердце города, ходил ещё один. Именно ходил. Доспехи стали его могилой и двигались самостоятельно, неся в себе то ли мертвеца, то ли охваченного гангреной человека. Что из этого было хуже, Тристан предпочёл не задумываться.

Человек (человек ли?) вышел на ристалище. Начался бой. Словно зачарованный, Тристан следил за происходящим, не в силах оторваться от разворачивающегося перед ним зрелища. Противники сошлись в пешем поединке. Звон клинков, подход, уворот, снова звон. Противник «мертвеца», неожиданно поднырнув под руку потерявшего равновесие соперника, вонзил кинжал в появившуюся между плечом и корпусом щель. Выдернув оружие, он снова закружил, пытаясь сбить его с толку.

Мертвец же отшатнулся назад. Его левая рука безвольно повисла. А на самом деле — понял Тристан —уже давно была не рабочей. День за днём человек получал одно и то же ранение, не смертельное в целом, но убийственное в своей повторяемости. Сколько ещё таких, как он, ходит вокруг?

И отдельным вопросом повис следующий. Сколько же из них — не выберутся?

— Сир? — вопросительные интонации в голосе Стефана переплетались с паническими.

— Нормально. Всё нормально. — Тристан положил руку на плечо парня. — Скоро всё закончится. Мы всё закончим.

Тем временем бой завершился. Как ни странно, победой «мертвеца». План разваливался на глазах: если участникам не мешает даже смерть, значит, шанса занять чьё-то место у него нет.

***

— Сир Эдмонд фон Аштер, — тем временем провозгласил герольд.

На ристалище вышел закованный в чёрный доспех рыцарь. Шлем его был украшен плюмажем из чёрных же страусовых перьев. Поклонившись хозяевам, рыцарь салютовал остальным участникам, ответившим разноголосым гулом, и обернулся к противнику.

— Знакомое имя, — проговорил скорее себе, чем вслух Тристан.

— Же-них, же-них! — вдруг заскандировала толпа.

Рыцари сошлись посреди поля и стукнулись кулаками, здороваясь, а затем вернулись на свои места. Судья дал знак начинать, и… первая, а за ней вторая и третья сходки закончились, практически не начавшись, победой Эдмонда, который шёл к финалу отнюдь не благодаря традициям. Толпа на трибунах бесновалась, даже хозяева — и те милостиво кивали, подбадривая будущего родственника.

Во второй раз за сегодняшний день Тристан осознал, что совершенно не зря согласился на просьбы Стефана взять его с собою «на приключение». Новый план вырисовывался на глазах и требовал всенепременного участия помощника. Логика его была проста: зачем занимать место какого-то неизвестного бойца, если в финал так или иначе выйдет именно этот?

В задуманном было не много чести, но ничего лучше он не придумал, а до следующего выхода зачинщика оставалось не так уж много времени.

Связать Эдмонда и устроить его поудобнее в одной из рыцарских «келий» было делом сложным, даже с учётом того, что им не надо было скрываться, но вдвоём они справились.

***

Менять доспех Тристан не стал. Проклятье, застив глаза людей, всё равно не давало им возможности опознать в нём чужака. Но на входе на ристалище произошло непредвиденное: вырезанная в деревянной арке охранная руна вдруг вспыхнула, посылая в его сторону луч, и висящий на шее амулет, завибрировав, исчез во вспышке белого света.

Хлопнув себя по груди, Тристан схватил лишь цепь. Амулет, отдав накопленную энергию вдали от главной цели, попросту растаял в воздухе.

Их шанс снять проклятие был потерян.

На другой стороне ристалища что-то происходило. Белый рыцарь яростно жестикулировал, добиваясь чего-то от охраны. Тристан же лихорадочно соображал, что делать. Отступать было некуда, а идти вперёд, зная, что это ни к чему не приведёт, казалось почти бессмысленным.

Но он пошёл.

В конце концов, он мог сражаться.

Обмениваясь приветствием с Белым рыцарем, Тристан мельком увидел испуганное лицо Стефана и тут же отвёл глаза, отсекая от своего сознания всю несущественную информацию. Их план и так трещал по швам с самого начала, но именно это и случается, когда расстановка сил противника неизвестна. Пожалуй, сейчас оруженосец мог выучить один из главных уроков: иногда отступление хуже смерти.

— Бой!

Тристан напал, не дожидаясь, пока противник начнёт атаку. Белый рыцарь неуклюже поднял щит, принимая первые удары. Меч его тяжело вспорол воздух у плеча Тристана и тут же вернулся по обратной траектории, стремясь ужалить в шею. Отклонившись, Тристан изо всех сил толкнул щитом потерявшего равновесие противника, почти вынуждая его развернуться к себе спиной, но нанести собственный удар не смог: даже не успев довернуться, Белый рыцарь сумел продолжить движение меча таким образом, чтобы встретить его клинок. Удар, защита, ещё удар… В Белом рыцаре словно жили два человека: один — неуклюжий, скованный в движениях, едва ли не путающийся в собственных ногах, второй — ловкий и изворотливый, способный сдержать напор Тристана.

В очередной раз не сумев пробить чужую защиту, Тристан отшагнул, двинувшись по кругу и вынуждая противника поворачиваться вслед за собой. С трибуны донёсся свист. Белый рыцарь ринулся в атаку. Теперь уже Тристан отступал, едва успевая отбивать сыплющиеся на него удары. Бой более чем затягивался. Они кружили по ристалищу, а Тристан всё не видел возможности победить.

— Ремни! — донёся издали голос Стефана. — Рубите ремни!

Некрасивый, нечестный приём. Но так необходимый именно сейчас. Если нанести несколько выверенных ударов и рассечь скрепляющие доспехи кожаные полосы, часть их сползёт с противника, замедляя его движения. Всего-то нужно: заставить отвести щитовую руку, толкнуть, вынуждая развернуться и — ударить, разрубая туго натянутые…

Не сработало. Тристан был уверен, что попал куда намеревался, но ожидаемого результата не последовало — зачарованная кожа не поддалась, а сам Белый рыцарь словно обрёл третье дыхание.

— Не работает! — выкрикнул Тристан.

Достать противника он смог, лишь пожертвовав защитой. Кровь за кровь — меньшей платы здесь не предусматривалась. Рана была лёгкой, но неприятной, ощутимо замедляющей движения. Впрочем, замедлился и Белый рыцарь. Взмахи его меча теперь были более тяжеловесными, хотя не стали менее опасными. Кроме того, из-за раны противник начал хромать, и Тристан мог этим воспользоваться.

Мог бы.

Если бы не пронёсшаяся мимо красно-чёрная молния. Стефан всей своей немалой массой врезался в бок Белого рыцаря, роняя того на землю.

— Что… — Тристан не успел закончить мысль, потому что с четырёх сторон налетели маршалы. Один оттеснил его, второй попытался помочь Белому рыцарю, а двое других ухватили непрошеного помощника под руки и поволокли к выходу. Под проклятьем или нет, но даже здесь, под самым сердцем опустившегося на город зла, люди исправно выполняли свой долг.

Был и ещё один момент. От тяжёлого толчка забрало на шлеме Белого рыцаря отщёлкнулось, и глядя в лицо своему противнику, Тристан понял, что обречён. На него смотрели серые испуганные глаза в обрамлении тёмных пушистых ресниц.

Девушка. «Нет, — поправил сам себя Тристан, — невеста». Из-под забрала на него смотрела леди Диана де Бриеш собственной персоной.

Губы девушки шевельнулись:

— Убей. — Слово это, сказанное сухим, надтреснутым шёпотом, повисло в воздухе.

Отшатнувшись, Тристан пытался понять, что делать.

Белый рыцарь тем временем поднялся, и теперь стала ясна причина его неуклюжести: девушка сопротивлялась доспеху, изо всех сил пытаясь сдержать его движения.

Это было неправильно. Всё происходящее было настолько неверно, насколько могло быть. Патовая ситуация: Тристан не имел права проиграть. Тристан не мог выиграть. Как рыцарь, как мужчина, как воин.

Красивый свадебный обычай! Кто в своём уме наряжает девицу в доспехи и выпускает сражаться на турнире?! Впрочем, вряд ли ей пришлось бы сражаться… Она должна была выйти, покрасоваться и сдаться на милость победителя и мужа… А получилось…

Тристан мешкал, понимая, что нанести смертельный удар не сможет, а девушка постепенно изменялась в лице, то ли теряя решимость, то ли выходя на новый уровень злости и обречённости.

Страх и надежда сменились в её прекрасных глазах разочарованием.

— Трус! Не хочешь убивать, умри сам! — довольно отчётливо выкрикнула она и, придя в согласие с проклятым доспехом, ринулась вперёд. Былая скованность пропала, сменившись яростью. Тяжёлый меч летал в её руках, легко меняя траекторию. Тристан едва успевал отбивать атаки. Он держался на пределе сил, понимая, что ещё немного — и ему конец.

Один особенно сильный удар пришёлся в центр розы, стараниями Симеона украшавшей его бригантину. Тристан едва успел отшатнуться, не давая лезвию, с невозможной лёгкостью пробившему металл, проникнуть дальше. Блокируя следующий выпад, он отстранённо подумал, что вот сейчас самое время заклятию свалиться с него. Но вместо этого выведенный магическим золотом узор начал светиться собственным светом, разгораясь всё сильнее с каждой секундой, и кажется, даже бросая блики на исполненное отчаяния лицо Дианы.

— Убей… Умри… Убей… — слова эти она перемежала с ударами, а слёзы потоком текли по её щекам. — Умри, умри…

И тут мозаика в голове Тристана сложилась. Чтобы победить, ему совершенно не надо поступаться честью и убивать невиновного, тем более — девушку. Как ему сказали? Подобраться поближе и сломать амулет, чтобы высвободить энергию? Остроконечной звезды, выданной Симеоном, у него уже не было — она растаяла ещё перед боем, но был лучше. «Амулет», с которым он не расставался на протяжении долгих лет, а сейчас ещё и носивший в себе магию. Глупую, бутафорскую, завязанную на Тристана и столь нелюбимую им, однако ставшую теперь залогом его победы. Как там говорил Симеон? «Станете с железом одним целым»?

Тристан перекинул меч в левую руку, а правой выхватил кинжал.

***

Победить можно по-разному, и иногда для этого совершенно не надо убивать противника. Достаточно отвести в сторону удар, проскользнуть за спину и, дождавшись, когда ослеплённый яростью человек развернётся и ринется в новую атаку, нырнуть под щитовую руку, не заботясь о возможных ранениях, а затем, толкнув, сделать подножку и, придавив его к земле, сказать одно короткое слово:

— Живи.

Тристан рухнул на собственный меч, направив его точно в центр пробитой зачарованным мечом розы. Получилось неуклюже — впрочем, повторять на бис всё равно не пришлось бы. Боли он не почувствовал. Только жар, тяжёлым свинцом растекающийся от груди к конечностям. Последним усилием он перекатился на спину: над ним расстилалось стремительно светлеющее в центре и одновременно с этим темнеющее по краям небо — словно два художника сошлись в невиданном доселе состязании. Мутный купол проклятия рушился, начиная с самой высокой точки, сгорая в лучах солнца. И сквозь пылающую золотом брешь наконец-то проглянула летняя синева. Снизу, крутясь, поднимался чёрный вихрь, грозящий затопить окружающий мир. Но даже чёрному цвету Тристан обрадовался — в его понимании он был намного лучше надоевшего серого.

Где-то сверху и сбоку раздавались крики, слышался гул открывающегося портала и даже чудились знакомые голоса.

— Быстрее! — кричал кто-то.

— Успеем-успеем-успеем! — отвечали ему.

— Есть! — кричал третий голос.

— Всё нормально, держим! Не уйдёт!

Кажется, Тристана тормошили и куда-то несли, но ему было всё равно: зрение подводило его, свет мерк от краёв к центру, но он упрямо смотрел на сверкающую над головой синеву — в конце концов он сражался за то, чтобы этот мир вновь обрёл краски.

22.01.2018